Екатерина Шульман: Верующие в Золотой век полагают, что человечество, в общем, развивается от хорошего к худшему, а впереди нас ждет Апокалипсис, который завершает вот это движение
25 мая 2017 • YouTube-канал Екатерины Шульман
Публичная лекция «Политическая футурология: будущее семьи, частной собственности и государства», прочитанная в московском лектории «Прямая речь»
ТЕКСТОВАЯ РАСШИФРОВКА ЛЕКЦИИ
Е. ШУЛЬМАН: Для меня это очень ценная возможность действительно поговорить о той теме, о которой я, с одной стороны, уже говорила и стараюсь как-то всё больше говорить публично в последнее время, с другой стороны, вот в таком собранном виде еще не высказывалась. Поэтому вот на вас я опробую это дело. Посмотрим, как оно получится.
Я скажу несколько слов о себе. Я действительно политолог, я кандидат политических наук, доцент кафедры государственного управления Института общественных наук РАНХиГС — Академии народного хозяйства и государственной службы. Диссертация моя была посвящена законотворческому процессу, это моя основная базовая научная специализация. Более широкий круг моих научных интересов — это политические режимы: типология политических режимов, трансформация политических режимов, факторы, способствующие этой трансформации, и в более широком смысле механизм принятия решений.
У нас с вами будет возможность, я надеюсь, вам задать вопросы и мне на них ответить — это всегда моя такая любимая часть публичных выступлений, потому что всегда что-нибудь такое ценное и новое возникает в этом обмене.
Так вот значимость этой темы, мне представляется, вот в чем состоит.
Много читается лекций на белом свете, и в моде нынче просветительская деятельность в Москве, в крупных и даже не очень крупных городах России. Нельзя не радоваться этому процессу, этому стремлению людей делиться знаниями и узнавать новое. Но меня всегда печалит, какой объем этой публичной деятельности посвящен разговорам о прошлом.
Мне вообще кажется, что наш публичный дискурс несколько оккупирован вот этой вот ретроградной, ретроспективной деятельностью. Обычно на это говорят, что мы не сможем с вами пойти в будущее, прежде чем мы не определимся с прошлым.
Я могу сказать, что на самом деле всё обстоит с точностью до наоборот: пока мы не определим свое желаемое будущее, то мы не разберемся с различными сортами вчерашнего дня, бесконечным сравнением которых заполнено наше с вами публичное пространство.
Меня угнетают бесконечные дискуссии, очень жаркие, в которых тратится большое количество эмоциональной энергии (чуть меньше интеллектуальных ресурсов, но тоже тратится), посвященные сравнению достоинств различных покойников.
Кто вам больше нравится — Иван Грозный или Владимир Ясно Солнышко? Вы за Сталина или за князя Курбского? Вы за Ельцина или против Ельцина? Это всё бывает очень увлекательно и, опять же, очевидно, людей это эмоционально захватывает. Но прикладная ценность этих разговоров на самом деле невелика.
Прошлое — скажу вам оригинальную мысль — оно, в общем, прошло. В то время, как очень небольшая часть этого самого публичного дискурса хоть сколько-нибудь посвящена взгляду в завтрашний день. И то, что вообще говорится о будущем, говорится почти исключительно в терминах угроз и вызовов. Если вы послушаете, что говорят, например, об искусственном интеллекте, о роботизации, об информационном обществе, о новой семье, об изменениях в жизни городов, вы услышите перечень угроз, или вызовов, или кризисов в крайнем случае.
Почему люди склонны воспринимать любое новое именно как угрозу, а не как, например, возможность — это, в общем, тоже в высшей степени объяснимо. Но давайте сейчас немножко всё-таки это объясним, а потом пойдем дальше.
Вообще применительно к завтрашнему дню существует два базовых типа мышления: либо вы верите в Золотой век, либо вы верите в прогресс. Верующие в Золотой век полагают, что человечество, в общем, развивается от хорошего к худшему, а впереди (вот возникла картинка, прекрасно) нас ждет Апокалипсис, который завершает вот это движение. Соответственно, за спиной у нас Золотой век, а впереди у нас конец света. Это очень почтенный тип мышления. Его придерживаются совершенно не только люди религиозного склада.
Противоположной ему концепцией является вера в прогресс. Значит, если вы верите, что человечество постепенно, шаг за шагом, идет от варварства к цивилизации, от насилия к снижению насилия, от голода к сытости, от убожества к развитию, то вы верите в прогресс.
На этом пути мышления тоже есть свои засады. В частности, плодом такого рода мыслительных концепций является вера в коммунистическое завтра, либо в конец истории по Фукуяме — пришествие всех возможных форм политического устройства к единому либеральному идеалу и конец истории на этом. Как эта замечательная частушка, которая мне нравится:
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Обманул нас Фукуяма,
Нет в истории конца».
В общем, оказалось, что это всё не совсем подтверждается действительностью. Тем не менее, вера в Золотой век либо вера в прогресс разделяет людей на две неравные, скажем так, группы.
Что нам показывает эта картинка? Почему я попросила ее показать как объяснение того очень распространенного явления — вот этой торговли угрозами, которой занимаются люди как публично говорящие, так и, в общем, в непубличном пространстве. Это один из самых успешных сортов административного бизнеса — продажа угроз государству в обмен на различные суммы бюджетных денег.
Значит, вот посмотрите. Это знаменитая среди людей, занимающихся общественными науками, карта Инглхарта-Вельцеля — так называемое всемирное исследование ценностей, World Value Survey. Может быть, вы о нем слышали.
Кто из вас вообще раньше когда-нибудь видел эту карту? Видели, да? Хорошо. Не в моих ли выступлениях вы ее случайно видели? Не в моих, даже независимо от меня. Ну слава богу, хорошо. Мне всегда как-то ценны подтверждения того, что я всё это не выдумала сама из головы, и что другие люди тоже об этом знают.
Значит, чем занимается Инглхарт? С 1981 года, в различной и всё расширяющейся палитре стран, проводит опросы относительно ценностей, которыми люди руководствуются.
У него такой длинный-длинный опросный список, в котором нет прямых вопросов о политике, хотя там есть ряд таких околополитических вопросов. Например, «Какой объем полномочий должен быть у местного самоуправления?», «Важно ли выбирать самим себе начальство?». То есть такие вот скорее об отношении к демократическим механизмам, но не напрямую вопрос «Какую партию вы поддерживаете?», «Любите ли вы своего национального лидера так, как он того заслуживает?».
Итак, по этому опроснику, который посвящен в основном таким вещам, как гендерные роли, отношение к детям, приемлемость-неприемлемость физических наказаний в семье, отношение к бытовой честности (ну, грубо говоря, хорошо ездить в трамвае без билета, или нехорошо, или, в общем, нормально, иногда можно), отношение к насилию в различных формах, к абортам, к гомосексуальности, к религии, к запретам, налагаемым религией.
Относительно ответов на эти вопросы страны располагаются на карте между двумя осями. Значит, вертикальная ось — это ценности от традиционных к секулярно-рациональным. Вот эта ось. А можно убрать самую нижнюю панель, чтобы стало видно, что там нарисовано? Вот, хорошо, хотя бы так. И горизонтальная ось — это ценности выживания и ценности самовыражения.
Что это такое, что здесь подразумевается?
Традиционные ценности — это ценности общинные. Это система ценностей, в которой коллектив важнее индивидуума. Это уважение к традиции и высокая роль религии.
Секулярные и рациональные ценности — это ценности индивидуализма, ценности в том числе консюмеристские, уважение к науке — в общем, такой обширно понимаемый рационализм.
Ценности выживания — это ценности безопасности и сохранения. Ценности самовыражения — это ценности прогресса, изменения, трансформации.
Вот относительно этих двух осей все страны располагаются. Количество стран, еще раз повторю, всё увеличивается. Сейчас они работают над тем, чтобы как можно больше исламских стран включить в этот опросник. Первые опросы Инглхарта еще в Советском Союзе были в 1989 году. То есть это всё довольно глубоко уходит в прошлое. Вот эта картина сейчас, вот эта карта, по-моему — не по-моему, а точно — от 2015 года. За 2016 еще, по-моему, не пришли результаты.
Что мы здесь видим? Вот эти вот цветные облачка объединяют (в общем, иногда не очень логично) страны в основном по религиозной принадлежности. Розовое облако — это православные страны. Красная пунктирная линия — это постсоветское пространство, то есть страны бывшего Советского Союза и те страны, которые были в пределах влияния Восточного блока. Значит, вот наверху — это конфуцианские страны. Протестантская Европа, католическая Европа, англоговорящие страны отдельно. Внизу Латинская Америка, Африка и такой не очень понятный регион Восточная Азия, который объединяет в себя, например, Турцию, Вьетнам и Индию, которые не так много имеют между собой общего, но тем не менее.
В принципе, так сказать, грубо обобщая, наиболее развитые и богатые страны — это страны, находящиеся на разных позициях относительно традиционных ценностей и ценностей секулярных, но достаточно приблизившиеся к ценностям самовыражения и прогресса. То есть ты можешь быть каким угодно традиционалистом, но хорошо бы для успешного развития тебе всё-таки двигаться вправо.
Тут мы видим некоторые очень удивительные вещи. Например, посмотрите, как высоко по вот этой вертикальной шкале стоят конфуцианские страны, которые мы привыкли воспринимать как оплот традиционных ценностей, почитающих предков, почитающих общину, традицию прежде всего. Но, судя по всему, ничего подобного.
Если мы посмотрим на экономическое поведение Китая, то мы увидим, что это действительно очень консьюмеристское, очень индивидуалистическое общество. То, что люди там ценят семейные связи — они ценят их очень прикладным образом. То есть они не жертвуют собой ради семьи, а для них эти семейные связи являются способом продвижения в социальном лифте. Вот Япония еще более индивидуалистическая — самая индивидуалистическая, как выясняется, страна на свете, выше даже Швеции.
Посмотрим на наше место на этом празднике жизни. Вот это вот Россия. Мы очень высоко находимся на шкале традиционных vs. секулярных ценностей. Мы тоже чрезвычайно индивидуалистическое и атомизированное общество.
При этом мы очень близко к началу шкалы в отрицательных параметрах, если мы посмотрим на цифры по шкале «выживание против самовыражения». Мы находимся на одном уровне со странами, которые гораздо беднее нас. Более того, страны, которые гораздо беднее нас, нас в этом отношении обгоняют — вот посмотрите на этот кластер.
Глядя на это, может возникнуть вопрос: как может такое быть, что бедные африканские страны, страны малообразованные — вон там Гана и Нигерия, видите, и Танзания — гораздо дальше ушли по дороге признания ценностей прогресса и самовыражения и гораздо меньше зациклены на выживании.
Почему для них ценности прогресса являются более значимыми, чем ценности выживания, казалось бы, в то время, как Россия, образованная городская страна, за последние 15 лет, в общем, более-менее отъевшаяся, продолжает быть настолько сконцентрированной на сохранении, а не на развитии?
На самом деле, может быть, этот парадокс не так уж парадоксален.
Если вы живете в нищете, то, может быть, вам легче верить в прогресс, потому что будущее может приносить вам только улучшения. Если у вас нет легенды о великом прошлом, которая тянет вас назад, то это будет облегчать для вас веру в завтрашний день.
Еще вчера у вас был один грязный колодец и глинобитная избушка, а сегодня у вас уже мобильный телефон и целые штаны — боже мой, прогресс! Наверное, дальше будет только лучше. Значит, если у вас в прошлом мифологизированный Золотой век, то вы будете очень сильно цепляться за то, что у вас есть, и бояться глядеть в будущее.
Из этой карты много можно извлечь всяких интересных выводов. Я сейчас ее показала исключительно для иллюстрации самого первого тезиса: почему мы боимся говорить о будущем, почему мы говорим о будущем исключительно в терминах угроз?
Почему у нас у власти люди, занимающиеся безопасностью? Потому что мы общество, зацикленное на безопасности. Это, в общем, объяснимое наследие нашего очень страшного ХХ века, которое не позволило российскому социуму сформировать то чувство базовой безопасности, которое считается основной задачей, скажем так, формирования первого года жизни ребенка.
Если вы знаете всякие педагогические теории, то нам говорят, что в первый год жизни в ребенке должно быть сформировано вот это чувство базовой безопасности, то есть вера в некую базовую доброжелательность мира и в то, что если будут какие-то проблемы, то есть кому ему помочь. Это необходимо младенцу для его развития. Если у него есть эта уверенность, он дальше уже смело ползет есть кошачью еду, или к розетке, или куда-нибудь еще — кран отвинчивать. В общем, развивается как ему положено.
Если у него этого нет, он тоже будет развиваться, потому что человеческая природа неубиваема, скажем это с гордостью. Никакой опыт, самый травматичный, не в состоянии убить неукротимый человеческий дух. Тем не менее, он будет развиваться с задержкой. Он будет не доверять. Он будет всё время озираться. Это выглядит рациональным поведением, потому что действительно опыт у него плохой. Но это очень сильно задерживает его прогресс по сравнению с другими его сверстниками, которые ползут к кошачьему корму гораздо резвее и радостнее.
Так вот отсутствие у социума чувства базовой безопасности делает его совершенно помешанным на вот этих вот ценностях выживания. Оно постоянно живет как на войне. Если войны нет, оно ее радостно изобретает.
Тем не менее, эта самая карта, в особенности если посмотреть ее в динамике. Если заинтересуетесь, то посмотрите, это очень любопытно — у них на сайте есть такой маленький, буквально 30-секундный ролик, который показывает, как движутся эти точки за 15 лет, какие тут происходят изменения.
У нас с вами изменения происходят — мы немножко, по сравнению с 1989 годом, ушли вниз по вертикальной шкале. Это на самом деле хорошо. Это не значит, что мы стали фундаменталистами — это значит, что у людей появилось чуть больше связей, вот эта атомизация постепенно преодолевается. И немножко вправо мы тоже как-то убрели, но совсем не так, как было бы возможно хотя бы исходя из роста доходов граждан, которые за это время произошли.
То есть еще раз повторю: сознание общества не вполне адекватно его реальному состоянию. Опасений больше, чем натуральных угроз. Хотя, повторюсь, в рамках самосбывающихся пророчеств такого рода сознание продуцирует угрозы. В особенности, конечно, этим занимается правящий класс, поскольку это в его непосредственных интересах.
Можно приходить к власти, обещая достижения, реформы и сладкие плоды прогресса. Можно приходить к власти, обещая защиту от враждебного внешнего мира. Если сознание воспринимает внешний мир как однозначно враждебный, такого рода обещания будут казаться гораздо более убедительными, чем любые другие.
Разобравшись с тем, почему про будущее говорят мало или говорят в каких-то апокалиптических тонах, постараемся, так сказать, в противоположность этому тренду всё-таки поговорить о нем не как о сборнике угроз, а, скажем так, как о данности завтрашнего дня.
Будущее хорошо тем, что оно наступает.
Оно наступает для всех. Одна из реалий глобализованного мира состоит в том, что никто не может укрыться от идущих исторических процессов. На самом деле если мы посмотрим, например, на историю XX века, то мы тоже увидим, что процессы — большие процессы, вот эти большие потоки — происходили одни и те же во всех странах. Просто, скажем так, на разных условиях.
Например, базовыми тенденциями XX века была индустриализация и урбанизация, то есть переход от аграрного общества, от преимущественно крестьянского труда к труду промышленному и жизни в городах.
Это происходило везде. Везде это происходило с некоторыми или даже значительными жертвами, поскольку образ жизни миллионов и миллионов людей менялся радикальным образом. Целые lifestyles, целые вот эти самые образы жизни просто были стерты с лица земли и исчезали. Люди действительно переселялись в города, переезжали в новые страны, из крестьян делались рабочими, страны воевали между собой (не надо вам напоминать) — всё это происходило.
В рамках советской системы происходили те же самые процессы индустриализации и урбанизации, только насильственным путем и с чудовищным умножением жертв. То есть у вас может происходить переток сельского населения в города, а может у вас происходить голодомор. У вас может происходить индустриализация, то есть возникают промышленные предприятия, и крестьяне думают, что им там будет лучше житься, больше им будут платить, и становятся рабочими.
А может у вас происходить индустриализация путем построения ГУЛАГа для того, чтобы быть приводным ремнем и неким механизмом, давать бесплатный рабские труд для всех этих процессов. И вы можете морить голодом свое население, продавать зерно на экспорт, на полученную валюту покупать иностранных специалистов и станки и устраивать себе индустриализацию.
То есть происходить с вами будет всё то же самое. Вопрос: на каких условиях?
Результат — в общем, если мы посмотрим на все страны мира, то да, все более-менее урбанизировались, и мы с вами тоже. По данным нашего Росстата, на сегодняшний момент 74,4% населения России живет в городах. Грамотных у нас с вами 99%. Больше половины имеет постшкольное образование. По количеству людей с высшим образованием мы с вами находимся в первой тройке вместе с Канадой и Израилем. То есть вот урбанизировались, индустриализировались.
А то, что происходит сейчас, называют обычно четвертой волной индустриализации или четвертой промышленной революции. Ну, четвертая одна или какая по номеру — это смотря откуда вы считаете. Но то, что при очередной промышленной революции мы присутствуем — это очевидно. Что это такое и к чему это, по мысли общественных наук, должно привести?
Чем еще хорош разговор о будущем — тем, что этот разговор без готовых ответов.
То, что я вам рассказываю сейчас — это не какие-то обязательные сценарии, и это не мои собственные фантазии. Это некий компендиум, такой дайджест достижений общественных наук сегодняшнего дня. Потому что и политическая наука, и социальные науки в широком смысле (антропология, культурология, социология) очень сильно заняты сейчас теми вопросами, которые мы обсуждаем. Вообще если вы почитаете как научную, так и публицистическую литературу (например, англоязычную) сегодня, вы увидите, насколько она заполнена именно этими разговорами.
О чем говорят? О роботах (о роботизации, автоматизации, влиянии на рынок труда), об искусственном интеллекте и облаке проблем, связанных с этим (это surveillance state, государство всеобщей слежки, прозрачность, новая транспарентность, смерть приватности), это изменения в жизни городов (новая урбанизация, новая деурбанизация), это изменение моральных норм, изменение семейных практик и вообще трансформация отношений между людьми — всё, что связано с информационной эпохой.
Вот этим вот очень сильно заняты, еще раз скажу, и экономисты, и политологи, и специалисты по войне. Это отдельный, целый огромный пласт литературы — новая война, война роботов, гибридная, виртуальная — как это всё будет выглядеть. Это тоже на самом деле очень и очень интересно.
Так вот, что, как считается, должна нам принести четвертая промышленная революции? Она должна принести переход от индустриального к постиндустриальному обществу. Его называют также, это новое общество, эту новую экономику, постиндустриальной, постресурсной, экономикой постдефицита или экономикой посттруда. Post-work economy — очень распространенный термин.
Что имеется в виду? Имеется в виду, что роботизация и автоматизация производства делает его всё более дешевым, всё менее энергозатратным, всё меньше требующим человеческого труда и человеческого участия. Мы видели в течение 2-й половины XX века аутсорсинг промышленного производства в третий мир. Дальше мы видим аутсорсинг промышленного производства вообще уже не людям, а, соответственно, роботам. Дальше достигается стадия, где роботы строят производство для роботов. То есть это уже как бы вторая производная от этого.
Это первый тренд. Второй тренд — это собственно информационное общество. Всеобщая прозрачность, двусторонняя. Как выяснилось, Большой Брат, который следит за тобой, и прекрасное транспарентное государство с открытыми данными, открытое правительство — это одно и то же. Государства и корпорации следят за гражданами — гражданам открываются всё больше и больше механизмы управления и те люди, которые их осуществляют.
Мы мало отдаем себе отчет, насколько закрытой была система власти все предыдущие века истории человечества. Эти люди появлялись на публике только в строго ритуализированном контексте, говорили заранее подготовленные слова и удалялись дальше себе в свою башню из слоновой кости. Эта башня не развалилась пока еще, но она сделалась прозрачной. Довольно значительное количество тех политических изменений и тех так называемых неожиданных политических результатов, которые происходят, происходят именно по той причине, что люди увидели, кто и как ими управляет, и ужаснулись.
То есть не то чтобы они ужаснулись, но, скажем так, в странах с отсталой политической системой, в которых уровень развития социума превосходит уровень развития административного аппарата (а это наш с вами случай) — тут можно и ужаснуться. А в странах, устроенных чуть получше, люди, в общем, смотрят и говорят: «А чем я хуже?». В нашем случае можно посмотреть и сказать, что любой выбранный наугад человек по телефонному справочнику будет лучше. В общем, это некие такие градации уже.
Тем не менее десакрализация власти, исчезновение ее вот этого ореола тайны и демонизма — это действительно driving force, некая движущая сила значительного количества политических процессов. Об изменениях, которые претерпевает демократический механизм, мы с вами тоже пару слов скажем, когда будем говорить об изменениях государства.
Итак, вот наши с вами два базовых тренда: автоматизация и роботизация, удешевление производства, удешевление ресурсов и собственно готового товара. Человечество достигло достаточного технического совершенства, чтобы, в общем, базовой одеждой, мебелью и едой обеспечить практически всех.
С точки зрения бессердечной статистики, никогда еще потребление калорий на душу населения не было так высоко в человечестве в целом. Никогда еще человечество не было так близко к решению проблемы голода как таковой. Это при том, что у нас, в общем, целый континент африканский еще не вовлечен в экономический оборот как следует, а только кусками. На этом пути нас тоже ждут еще новые удивительные сюрпризы.
И второе — это виртуальная жизнь, информационное общество, социальные связи в социальных сетях, уничтожение монополии на высказывание. Поскольку граждане в социальной сети — это не только потребители контента, но и производители его. Они не только слушатели — они комментаторы, они сами авторы.
Значит, когда миллиардер на яхте приматывает свой iPhone, чтобы записать видеообращение, он находится в совершенно равном положении со мной, когда я записываю свои ролик на кухне, с Сашей Спилберг, которая сидит на кровати и рассказывает, чем она снимает макияж, со всеми остальными людьми в сети, с любым из вас, который, значит, будет снимать ролик про то, как он сходил в магазин, и разворачивать свои покупки.
Это очень почтенный жанр, называется анбоксинг. Если вы посмотрите, миллионы просмотров — нам с вами не снилось. Вот сколько у людей, которые разворачивают перед камерой какие-то покупочки.
Этим принято как-то ужасаться. Этим особенно ужасается, так сказать, обобщенная Академия, образованный класс, который говорит: «Как же так? Значит, теперь мое слово теперь ничего не стоит — что я, что Саша Спилберг, а у нее даже степени ученой нет! Как обидно! За что же я так старался?». Это всё понятные стоны.
Когда изобретали книгопечатание, тоже, в общем, было всё то же самое: «Как же так? Раньше проверенные люди, только священники в монастырях, писали книги. Они уже знали, что писать. А теперь всякий возьмет станок и нашлепает себе неизвестно чего». И действительно, социальные последствия книгопечатания были душераздирающие, как и последствия распространения всеобщей грамотности.
Тем не менее, прогресс не остановишь. Действительно, та растерянность, в которой пребывает образованное сословие под этим напором новой информационной реальности, я думаю, дало жизнь знаменитому термину «постправда».
Предполагается, что раньше-то правда была ведь, а теперь нет ее, потому что перестали уважать нас, людей с учеными степенями, или нас, начальников, или нас — тех, кто может выступать по телевизору. Теперь каждый сам себе телевизор.
На самом деле да, это великая новая демократизация. В ней надо учиться жить, нечего плакать, снявши голову, по своим волосам. Монополистического прошлого на самом деле не вернешь. Как будет жить человечество с этой самой постправдой — ну, посмотрим.
Я думаю, что выдающийся памятник, например, самоорганизации человечества — это, скажем, такой проект, как Википедия, которой мы пользуемся каждый день, не осознавая, что это действительно свободная энциклопедия, у которой нет практически никакой администрации. Это труд миллионов пользователей, в который каждый может по желанию вносить изменения.
Если спросить любого, так сказать, среднего аналитика — описать ему такой проект и спросить, что там будет, он сказал бы наверняка, что туда придут тролли и хулиганы, напишут там всяких гадостей, и это будет совершенно не reliable, совершенно ненадежный источник, которым нельзя будет пользоваться.
Но вот уже сколько — больше 10 лет Википедия только растет и увеличивается. Ею пользуются все. Все при этом знают, что там есть топкие места, есть вещи, которые надо перепроверять. Иногда натыкаешься и на рекламные статьи, и на что-то явно странное. Тем не менее, это источник, без которого невозможна сейчас ни учебная деятельность, ни деятельность журналиста, ни наше с вами ежедневное чтение, в процессе которого мы всё время тыкаемся в Википедию, чтобы посмотреть, что там такое.
То есть самоорганизация, самоцензура, если хотите, отлично действует. И получающийся продукт коллективного творчества, вот этого великого брейнсторминга — он на самом деле получился чрезвычайно качественным.
Второй выдающийся памятник человечеству и его творческому гению — это упомянутый мной YouTube. Если посмотреть внимательно, YouTube — это памятник тому, насколько люди готовы работать бесплатно. Он наполнен материалом, который люди сняли просто потому, что им хочется, рвется у них из души творческий порыв.
Большинство людей, наполняющих своей продукцией YouTube, совершенно ничего за это не получают. Монетизирующих трафик, в общем, не единицы, конечно, но не то чтобы очень много.
Людям хочется что-то делать, что у них получается, и людям хочется прежде всего общаться друг с другом. Вот эта вот connectivity, вот эта связанность, горизонтальные связи и сетевые структуры — это одна из базовых примет нового века.
Продолжение лекции:
Друзья! Переходите по ссылкам, комментируйте, задавайте вопросы и находите ответы.
СПАСИБО ВАМ ЗА ПОДДЕРЖКУ